maksim_kot (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
maksim_kot) wrote2015-05-08 07:22 pm
maksim_kot) wrote2015-05-08 07:22 pm
Entry tags:
Секрет «музыкальной шкатулки» или немного о цене информации…
Оригинал взят у ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
anlazz в Секрет «музыкальной шкатулки» или немного о цене информации…
В прошлом тексте я коснулся устоявшегося различения труда на «низкий» и «высокий», и порождаемых этим проблем понимания. Одной из этих проблем выступает ситуация с т.н. «интеллектуальной собственностью», которую вернее следует назвать собственностью информационной. В последнее время этот аспект становится особенно актуальным в связи с нарастающим стремлением ряда «владельцев контекста» ограничить ее свободное распространение и привести к исключительно платному обмену. Противостоящие этому процессу сторонники свободного распространения информации считают, что причиной этого выступает «жадность» контентодержателей. Однако и сторонники запрета имеют вполне рациональные аргументы – действительно, на производство контента требуются средства, и значит, бесплатное распространение невозможно.
На эту тему давно уже «сломано» несчетное количество копий», предложено достаточно большое число решений проблемы «чтобы и овцы целы, и волки сыты». Однако мало кто понимает, что данная «проблема копирайта» является не чем иным, как подмножеством вышеуказанного деления труда на «низкий» и «высокий». И что именно в этом делении и «зарыта» главная «собака» «копирайтной проблемы» - завышенная стоимость контента. Для лучшего понимания вышесказанного приведу некоторое историческое отступление…
Родоначальником «медиавоспроизводящей» техники можно назвать музыкальную шкатулку.Это устройство представляет собой небольшую коробочку с помещенным в них особым механизмом, могущим проигрывать некую мелодию. Последний, как правило, включает в себя собственно устройство генерации звука, особую конструкцию, задающее его последовательность и тональность, а так же привод (пружинный) для всего этого. (Подробности можно найти в сказке Одоевского «Городок в табакерке»). Эта система выступает в качестве дальнейшей эволюции часовых курантов – особых систем музыкального сопровождения, применяемого в часах. Однако в отличие от них, музыкальная шкатулка обладает одним важным свойством, которое можно назвать революционным в истории звуковой техники, и которое крайне важно для нас в свете поставленной задачи.
Как уже сказано выше, одной из основных частей данного механизма являлось устройство, задающее последовательность и тональность воспроизводимых звуков. Как правило, это был или особый диск, или валик, на котором в определённой последовательности располагались специальные штыри. При вращении валика или диска эти штыри проходили мимо воспроизводящего устройства и активировали те или иные звуковоспроизводящие элементы (металлические пластины, колокольчики и т.д.), что и создавало звучание. В принципе, наличие этого отдельного элемента и стало революционным – поскольку позволяло путем его смены легко менять воспроизводимую мелодию. А уже последнее привело к зарождению того, что нынче принято именовать медиаиндустрией. Впрочем, обо всем по порядку.
Прежде всего замечу, что «музыкальные шкатулки», как таковые, просуществовали до 1950 гг. Речь идет о «механического пианино» или «музыкальных автоматах», которые можно иногда увидеть в старых фильмах. В данном варианте «музыкального ящика» в роли задающего устройства использовалось уже не металлический диск или валик, а перфолента – бумажная лента с определенным образом пробитыми отверстиями. В дальнейшем эта технология получила развитие в виде т.н. MIDI-устройств. Однако, главной следует считать вовсе не эту «ветвь».
Гораздо более «удачливыми» наследниками «музыкальных шкатулок» оказались устройства, именуемые фонографами. Первые из них имело с музыкальными шкатулками много общего. По сути, их различие состояло в том, что на «программирующем элементе» теперь записывался не «дискретная программа» - цепочка указаний, когда и какой «молоточек» активировать – а непрерывная последовательность колебаний звуковоспроизводящей мембраны. Именно открытие данной возможности и стало основным вкладом в Историю знаменитого Томаса Алвы Эдисона – одного из величайших изобретателей на свете. Само изобретение Эдиссона основывалось на уже известном к этому времени знании, утверждающем, что звук – это колебания воздуха. И, следовательно, их можно регистрировать - к моменту изобретения фонографа звуковые колебания давно уже записывали на бумагу.
А если можно регистрировать, то значит, можно и воспроизводить. Тут нет смысла подробно описывать изобретение фонографа и последующие за этим события – а именно, появление звукозаписывающей индустрии и превращение ее в одну из базовых составляющих современной жизни. Все это хорошо известно. Важно другое: при всей несравнимости распространения фонографической звукозаписи (грамзаписи) и «музыкальных шкатулок», они, по сути, представляют собой одно и то же: механизм для перевода механических неоднородностей носителя в колебания звуковоспроизводящего устройства. В сущности, фонограф - или, как назывался фонограф с дисковым звуконосителем, граммофон - представляет собой не что иное, как «аналоговую» музыкальную шкатулку.
Однако, аналоговый принцип принес одну важную особенность: во-первых, спектр воспроизводимых мелодий расширился в несчетное число раз, оказавшись «отвязанным» от свойств системы воспроизведения. А во-вторых, несмотря на свою новизну, фонограф оказался гораздо дешевле. Его «мембранный узел» проще, нежели сложная система молоточков, колокольчиков, струн и т.д. пресловутых «музыкальных ящиков».
Последнее определило широкое распространение нового устройства. Кроме того, «граммофонные пластинки», которые можно было печатать из дешевого «шеллака» методом гальванопластики, были гораздо дешевле металлических дисков для «шкатулок». Последнее позволило иметь множество «пластинок» на один граммофон – что, в свою очередь, породило отдельную индустрию их производства. Так произошло разделение одного, по сути, устройства на два мало связанных технологических цикла.
С этого момента уже мало кто понимал, что граммофон и пластинка представляет собой один аппарат, что они не могут существовать по отдельности. Ситуация тут аналогична, скажем, ситуации с автомобилями и шинами: несмотря на то, что шины, как правило, производятся совершенно иными фирмами, нежели автомобили, они представляют собой его неотъемлемую часть. Без автомобиля шины бессмысленны, равно, как и автомобиль без шин. Но если для шинной промышленности ее «подчиненное» положение к автомобилестроению очевидно, то в индустрии грамзаписи ситуация оказалась иной. Дело в том, что количество «пластинок» на один граммофон намного превышает количество шин на один автомобиль – и, следовательно, стоимость этих пластинок может превышать стоимость граммофона. Эта ситуация приводит к тому, что пластинка начинает пониматься, как самостоятельная ценность: дескать, главный смысл ее состоит не в том, что является частью граммофона, потребного для воспроизведения звука, а в том, что на пластинке записана «музыка».
Именно это обретение грамзаписью самостоятельной ценности (запись перестает восприниматься, как просто последовательность колебаний, нанесенная на одну из деталей «музыкального ящика») лежит в основании одного из величайших заблуждений человечества. Потому, что именно с этого момента заррождается совершенно нелепая мысль о том, что человек, покупая пластинку, «покупает музыку». То, что данная идея лишена смысла, понятно: как можно купить нечто, что существует в виде некоторой абстракции. Ведь что такое «музыка»? Всего лишь определенная последовательность колебаний воздуха, которую вряд ли можно приобрести в собственность? И покупая пластинку, человек приобретает всего лишь диск с программой для воспроизводящего устройства, которое и будет создавать данные колебания – в каждом новом случае «проигрывания», разумеется, новые. Та «музыка», что звучала в стенах студии грамзаписи, давно уже поглотилась ее стенами и перешла в их нагрев – а то, воспроизводит мембрана, связанная с иглой, и что в итоге слышится из граммофонной трубы – это уже совершенно отдельная сущность, связанная со своим «исходником» не больше, чем отливка с моделью, которая использовалась для изготовления формы.
Данная ситуация усугубилась, когда от механической записи перешли к записи магнитной. Если в первом случае еще оставались хоть какие-то связи между записью и носителем (покупали, все же, пластинку с канавками), то с появлением возможности самостоятельно записывать фонограмму эта связь окончательно исчезла. Ведь, действительно, запись можно легко скопировать с одной ленты на другую - в этом случае кажется, что момент «производства носителя» исчезает. Тут окончательно пропадает последняя связь между каким-то материальным предметом – каким, была. например, грампластинка – и получаемым «на выходе» звуком, и у пользователя уже не остается сомнений, что он покупает и слушает только певца или музыканта, а не какое-то там устройство воспроизведения….
На самом деле, подобное является, конечно, типичным «искажением сознания»: и в этом случае, носитель – он же и источник программы для воспроизводящего устройства – никуда не девается. Он существует – это лента с определенным образом намагниченными участками. И магнитофон, как таковой, является тем же «музыкальным ящиком», которому для работы требуется пресловутое устройство с записанной программой воспроизведение. Магнитофон без ленты (или с чистой лентой) – не более, чем устройство, пригодное для переработки электрического тока в тепло. Т.е., предмет полностью бессмысленный.
Нет, конечно, можно «запрограммировать» его самому – чего-то спеть в микрофон (если последний предусмотрен). Это аналогично тому, если бы пользователь «музыкальной шкатулки» сам изготовил бы для нее задающий диск. Правда, данный процесс сильно упростился - для него уже не нужно использовать слесарные инструменты, достаточно лишь нажать на кнопку «запись» - но не более того. Кстати, в принципе, магнитную запись можно создать и без микрофона, практически «вручную» – посредством последовательного намагничивания ленты от любого источника электрических колебаний. При определенной сложности полученного сигнала можно получить нечто, похожее на музыку (некоторые аналоговые «синтезаторы» работали подобным образом).
Но на магнитной записи, как легко можно понять – эволюция «медиаиндустрии» не остановилась. Произошел еще один важный переход – от аналоговой записи к записи, которую уже можно копировать на любые носители, хоть механические, хоть магнитные, хоть любые другие. Тут «программа» - как может показаться – окончательно отрывается от «материальной основы», и начинает жить своей жизнью. Причем, если еще недавно, все же требовалось иметь какую-то «твердую копию» ее хоть на компакт-диске, хоть на дискете или даже флеш-памяти, то теперь и этого уже не надо. Любая «музыка» загружается из Интернета, причем по беспроводному каналу.
Поэтому сейчас уже мало кто сомневается в том, что как раз в «музыке» и состоит весь смысл, что как раз она и представляет собой ту самую сущность, которую приобретает слушатель. Но на самом деле, все обстоит совершенно противоположным образом. Вместе с исчезновением сменных носителей завершился длительный период времени, начавшийся с момента появления «музыкальных шкатулок» и продолжался через эпоху «фонографов», магнитофонов и компакт-дисков. Теперь же, как и в старинных курантах, носитель «программы воспроизведения» встроен в устройство – это его собственная память. Просто в тот момент, когда «музыка» «заливается» в плеер, происходит ни что иное, как его «переделка» - те или иные ячейки памяти «заряжаются» соответственным образом. Если сравнивать с музыкальной шкатулкой, то данный процесс можно представить в виде перестановки пресловутых штырьков на задающем диске или в виде перестановки колес и кулачков в часовых курантах.
Таким образом, можно сказать, что купленный и извлеченный из коробки «плеер» представляет собой ни что иное, как неработоспособное устройство, которому требуется еще некоторая доработка. Ну, представьте, что вы купили, скажем, холодильник. Приходите домой, открываете коробку и находите в ней, соответственно, сам прибор – но не весь, а только частично собранный. И аккуратную россыпь недостающих деталей, которые надо установить, чтобы получить работающее устройство. Да еще в нескольких вариантах – в соответствии с предложенными схемами. И представьте свою реакцию на это! Причем, тут не поможет даже уверение в том, что на 99% этот прибор готов – потому, что до тех пор, пока не завинчен последний винт, устройство является непригодным для пользования.
Но именно подобное положение и господствует на рынке всевозможных медиавоспроизводящих приборов. Покупая тот или иной аппарат, покупатель приобретает, по сути, полуфабрикат, устройство, не имеющее потребительской ценности. Ну, разве что старые модели можно использовать в качестве предмета домашней обстановки. Но в ином случае, то тех пор, пока в устройство не будет добавлен носитель информации или его внутренняя память не будет запрограммирована неким образом – данный прибор имеет ценность не большую, нежели простая куча радиодеталей.
Получается, что вместо некоей идеальной, не связанной с материальными носителями, музыки (фонограммы в случае звуковоспроизведения), мы имеем дело со вполне материальным явлением, связанным со специфическим изменением самого устройства звуковоспроизведения. В случае с «музыкальным ящиком» мы можем своими глазами увидеть эту самую «фонограмму» в виде расположенных на диске или валике штырьков, в случае с граммофонной пластинкой можно воспользоваться лупой и разглядеть соответствующий рельеф канавок. Ну, а изменения на магнитной ленте магнитофона или во флеш-памяти современного плеера никак не видны – но это не означает, что их нет. И, следовательно, акт записи «музыки» во всех этих случаях на деле означает не что иное, как крайне специфический, но процесс изготовления задающего элемента данного устройства.
Впрочем, следует сказать, что исключительно «музыкальной индустрией» подобная ситуация не ограничивается. На самом деле давно уже можно записывать не только звук, но и свет. Более того – история «светозаписи» гораздо старше, нежели история звукозаписи – к ней можно отнести еще первые попытки фиксации изображений на фотопластинку (дарреготипы). Особой разницы со звукозаписью тут нет – если смыслом первой является создание неких изменений носителя, пропорциональных звуковым колебаниям, то в «светописи» речь идет о таких же изменениях, но пропорциональных световой картине (колебаниям электромагнитным). Забавно, что и то, и другое можно осуществлять практически на тех же носителях: так, звук прекрасно «пишется» на кинопленку, в видео можно сохранять в виде механических дорожек на пластинках (были подобные эксперименты). С «электрической» точки зрения тут нет никакой разницы – ну, колебания, и колебания. Только частота повыше. В современной же, цифровой аппаратуре эта разница еще меньше – и видео, и
аудиопрограмма обрабатывается одним и тем же «железом», разница только в том, какой декодер для этого используется.
* * *
В общем, можно сказать одно – в любом случае мы имеем дело исключительно с «материальным» процессом, приводящим к тому или иному материальному изменению некоей сущности. Т.е., с производством в своем «классическом понимании». Не с «производством» чего-то нематериального, чуть ли не «духовного» - некоей «новой материи» (как в обыденном сознании воспринимается сейчас информация). А с вполне традиционным приданием нужных свойств материи обычной. В сущности, изготовление «матриц» для грампластинок ничем не отличается от изготовления моделей для литейного производства, а «заливка» медиапрограммы в плеер, как это было сказано выше, эквивалентна физическому соединению (распайке) радиодеталей.
И, следовательно, конечный потребитель медиапродукции приобретает не «информацию», как таковую, не абстрактную музыку или фильм, а вполне конкретное устройство, мало отличающееся по своей сути от пылесоса или холодильника. Это ставит вопрос о сущности не только «продажи», но и распространения информации, как таковой. Действительно, когда мы «скачиваем» что-то из всемирной сети, то это означает только то, что в том устройстве, в которое мы это «скачали» производятся некие изменения. Впрочем – это понятно: сама по себе информация и представляет собой «меру» тех изменений, которые претерпевает какая-либо система. В этом смысле работу токаря, вытачивающего заготовку, можно с полным правом назвать «информационной технологией» - он ведь изменяет информацию (размер). Впрочем, этой теме и посвящено все вышесказанное.
А если так – то следует сделать закономерный вывод: никакой продажи или распространения информации не существует. Вернее, это – удобная абстракция, позволяющая прекрасно работать в ряде случаев, но не более. Более того – мы любой акт обмена можем свести к обмену информацией. Покупка холодильника представляет собой акт информационного обмена, поскольку мы получаем не просто гору железа и пластмассы, а сознательно упорядоченное соединение разного рода сознательно оформленных частей. И напротив, «скачивая» фильм с Интернета, мы можем утверждать, что приобрели не информацию, а всего-лишь электрический ток, определенным образом включающийся-выключающийся (модулированный).
Получается, что вопрос лишь в том, какой «системой отсчета» нам удобнее пользоваться. В случае с холодильником нам удобнее принять то, что «приобрели вещь». В случае с фильмом или «музыкой» - что «приобрели информацию», хотя смысл абсолютно одинаков. И в том, и в другом случае мы имеем дело с неким изменением окружающей реальности под воздействием человеческого сознания – т.е., с результатом трудовой деятельности. И фильм, и холодильник, и даже те продукты, что в нем (холодильнике) находятся (за малым исключением)– всего этого никогда не появилось бы в природе, если бы не человек. Именно поэтому можно сказать, что в процессе приобретения той или иной сущности человек получает ни что иное, как труд других людей.
Именно поэтому вся система обмена (подмножеством которой является торговля) представляет собой, прежде всего, систему трудовой кооперации. Впрочем, это было известно довольно давно – первую «работоспособную» «трудовую теорию стоимости» предложил еще Адам Смит, а Карл Маркс довел ее до своего логического завершения. Следовательно, подробно разбирать ее тут нет смысла. Гораздо интереснее в данном случае рассмотреть интересующий нас случай «информационной собственности» с трудовой точки зрения.
Прежде всего, поскольку, как сказано выше, продажа «информационной продукции» представляет собой «работу по изменению состояния информационного носителя», то и затраты труда в данном процессе определяются именно эти изменением. Т.е., в общем случае нам требуется создание некоей упорядоченности, которая затем будет тем или иным образом «воспроизведена» - в виде звуковых или световых колебаний. И больше ничего. Однако понятно, что сама собой эта «электрическая упорядоченность» превратиться в свет и звук не может – тут необходимо устройство, которое позволит это сделать. Вернее, как можно понять из сказанного выше, эта упорядоченность так изменит конструкцию устройства, что оно сможет произвести данное действие.
Следовательно, загрузка «информации» есть не что иное, как «финальный», завершающий «аккорд» производства аппаратуры для своего воспроизведения. И продается тут не информация, как таковая, а именно этот последний акт, который приведет нашу «коробку с деталями» к требуемой пользователю форме (т.е. к возможности показывать те картинки и воспроизводить те звуки, которые ему надо). То, что он (пользователь) платит за «информацию» отдельно, особой роли не играет – просто так сложилось исторически. Однако это позволяет производителям вначале продавать «голый» ящик (с какими-то «демо-роликами»), а затем уже взимать с пользователя деньги за «контент». Причем, как можно понять,, очень скоро цена этого «контента» начинает превосходить цену проигрывателя (так было еще в эпоху граммофонов) – но пользователь, как правило, об этом не задумывается.
Вот тут то и «зарыта» пресловутая «собака», тот самый корень проблемы, к которому сводится и информационная собственность, и пресловутый копирайт. На самом деле, «разрыв» единого производственного процесса на «железную» и «информационную» составляющую позволяет осуществлять гораздо более «эффективное» взимание оплаты с потребителя. Во-первых, это позволяет «растягивать» процесс во времени, делая «единомоментные выплаты» необременительными (несмотря на то, что суммарно они могут составлять серьезную сумму). А во-вторых, это позволяет осуществлять особое перераспределение доходов в пользу держателей этого «информационного контента» (несмотря на то, что реальные затраты как раз на эту область производства могут быть намного меньше). Наконец, это удобный инструмент, позволяющий осуществить выгодное географическое разделение производственного процесса, когда все сливки «снимаются» в стране-хозяине (США), а производителям аппаратуры (выпускаемой в Третьем мире) достаются лишь крохи.
Именно благодаря этому медиамагнаты могут позволить себе выплачивать значительные суммы «авторам контента» (актерам, режиссерам, певцам и т.д.), а так же перекупать любого автора, контент которого представляет реальную ценность. Можно сказать, что «авторы» выступают в роли своеобразной «рабочей аристократии»: т.е., оплата из труда превосходит те затраты, которые они произвели во время процесса производства продукции. Разумеется, легко понять, что эта разница берется из прибавочной стоимости, произведенной другими участниками производственного процесса. Причем, в качестве последнего следует понимать не только процесс изготовления носителей информации (компакт-дисков, пластинок или цифровых записей), но и процесс изготовления аппаратуры для воспроизведения с этого носителя. Т.е., в случае с той же «музыкой» или фильмами можно предположить, что высокие гонорары исполнителей оплачиваются за счет низкой оплаты труда рабочих, собирающих медиаплееры на китайских заводах.
То же самое можно сказать и про остальные формы медиа и вообще, информационного контента (вплоть до оплаты топ-блоггеров). По-
сути, исторически сложившийся отрыв «информации» от устройств для ее получения формирует особое понимание ее самоценности и даже сверхценности. Что, в свою очередь, приводит к значительному завышению оплаты работников «информационной сферы». Впрочем, только этим проблемы не исчерпываются. Вышеупомянутый дисбаланс в оплате труда приводит, например, к «странной» ситуации с автоматизацией производства, когда «низкие» трудовые процессы не автоматизируются (несмотря на имеющиеся возможности). Так, автоматизация сборки радиоаппаратуры, возможная еще в 1980 годы (и даже реально применяемая в той же Японии) в настоящее время находится на низком уровне. То же самое можно сказать и про другие, зачатую более тяжелые и опасные этапы производственного процесса.
В то же время автоматизация создания «информационной составляющей» продвинулась намного сильнее. Можно вспомнить, сколько компьютерных спецэффектов применяется сейчас при съемках фильмов. Вернее даже будет сказать, что современный кинематограф состоит исключительно из последних, с редкими «вкраплениями» актерской игры – что, разумеется, абсолютно закономерно. Если «создатели кино» забирают 90% доходов, то средства будут потрачены именно на автоматизацию их работы, и чем дальше, тем сильнее будет «компьютеризироваться» эта деятельность. А точить заготовки и класть кирпич по прежнему будут вручную.
В общем, получается, что исторически сложившееся различие между «носителем информации» и устройством для ее воспроизведения, в конечном итоге привело к выделению ее в самостоятельную категорию. А уже последнее стало основой для формирования особой системы продаж медиаконтента, позволяющего эффективно перераспределять доходы в пользу крупного капитала. Но при этом следует понимать, что «бенефициарами» ее выступают не только крупные «контентовладельцы», но и бесчисленное количество участников процесса, который принято называть «производство информации». Сюда можно отнести и работников кинемотографической отрасли, и работников музыкальной индустрии, профессиональных писателей и даже топ-блоггеров. На самом деле, их объединяет одно – капитал позволяет им получать избыточные доходы за счет других работников. На самом деле, это не новое явление, называемое «рабочая аристократия», и нет ничего удивительного в том, что она является сторонником сложившегося положения вещей.
Новым тут можно назвать только то, что данная категория граждан выступает в качестве группы, задающей мышление для остальных. А следовательно – эти люди неизбежно используют свое положение для поддержания мифа о превосходстве своего вида «труда», а главное – о самоценности. И ничего сделать с этим нельзя – поскольку получить подобный «охват мозгов» можно, только войдя в эту группу. А следовательно – борьба с «копирайтом» - дело бессмысленное. За одним исключением…
Уничтожив капитал и порождаемое им (а вернее, всеми эксплуататорскими формациями) отчуждение труда, можно вернуть творчеству его истинный смысл. А следовательно – сделать «производство контента» тем, чем оно является – «законной» и почетной операцией в общем трудовом процессе…
anlazz в Секрет «музыкальной шкатулки» или немного о цене информации…В прошлом тексте я коснулся устоявшегося различения труда на «низкий» и «высокий», и порождаемых этим проблем понимания. Одной из этих проблем выступает ситуация с т.н. «интеллектуальной собственностью», которую вернее следует назвать собственностью информационной. В последнее время этот аспект становится особенно актуальным в связи с нарастающим стремлением ряда «владельцев контекста» ограничить ее свободное распространение и привести к исключительно платному обмену. Противостоящие этому процессу сторонники свободного распространения информации считают, что причиной этого выступает «жадность» контентодержателей. Однако и сторонники запрета имеют вполне рациональные аргументы – действительно, на производство контента требуются средства, и значит, бесплатное распространение невозможно.На эту тему давно уже «сломано» несчетное количество копий», предложено достаточно большое число решений проблемы «чтобы и овцы целы, и волки сыты». Однако мало кто понимает, что данная «проблема копирайта» является не чем иным, как подмножеством вышеуказанного деления труда на «низкий» и «высокий». И что именно в этом делении и «зарыта» главная «собака» «копирайтной проблемы» - завышенная стоимость контента. Для лучшего понимания вышесказанного приведу некоторое историческое отступление…
* * *
Родоначальником «медиавоспроизводящей» техники можно назвать музыкальную шкатулку.Это устройство представляет собой небольшую коробочку с помещенным в них особым механизмом, могущим проигрывать некую мелодию. Последний, как правило, включает в себя собственно устройство генерации звука, особую конструкцию, задающее его последовательность и тональность, а так же привод (пружинный) для всего этого. (Подробности можно найти в сказке Одоевского «Городок в табакерке»). Эта система выступает в качестве дальнейшей эволюции часовых курантов – особых систем музыкального сопровождения, применяемого в часах. Однако в отличие от них, музыкальная шкатулка обладает одним важным свойством, которое можно назвать революционным в истории звуковой техники, и которое крайне важно для нас в свете поставленной задачи.
Как уже сказано выше, одной из основных частей данного механизма являлось устройство, задающее последовательность и тональность воспроизводимых звуков. Как правило, это был или особый диск, или валик, на котором в определённой последовательности располагались специальные штыри. При вращении валика или диска эти штыри проходили мимо воспроизводящего устройства и активировали те или иные звуковоспроизводящие элементы (металлические пластины, колокольчики и т.д.), что и создавало звучание. В принципе, наличие этого отдельного элемента и стало революционным – поскольку позволяло путем его смены легко менять воспроизводимую мелодию. А уже последнее привело к зарождению того, что нынче принято именовать медиаиндустрией. Впрочем, обо всем по порядку.
Прежде всего замечу, что «музыкальные шкатулки», как таковые, просуществовали до 1950 гг. Речь идет о «механического пианино» или «музыкальных автоматах», которые можно иногда увидеть в старых фильмах. В данном варианте «музыкального ящика» в роли задающего устройства использовалось уже не металлический диск или валик, а перфолента – бумажная лента с определенным образом пробитыми отверстиями. В дальнейшем эта технология получила развитие в виде т.н. MIDI-устройств. Однако, главной следует считать вовсе не эту «ветвь».
* * *
Гораздо более «удачливыми» наследниками «музыкальных шкатулок» оказались устройства, именуемые фонографами. Первые из них имело с музыкальными шкатулками много общего. По сути, их различие состояло в том, что на «программирующем элементе» теперь записывался не «дискретная программа» - цепочка указаний, когда и какой «молоточек» активировать – а непрерывная последовательность колебаний звуковоспроизводящей мембраны. Именно открытие данной возможности и стало основным вкладом в Историю знаменитого Томаса Алвы Эдисона – одного из величайших изобретателей на свете. Само изобретение Эдиссона основывалось на уже известном к этому времени знании, утверждающем, что звук – это колебания воздуха. И, следовательно, их можно регистрировать - к моменту изобретения фонографа звуковые колебания давно уже записывали на бумагу.
А если можно регистрировать, то значит, можно и воспроизводить. Тут нет смысла подробно описывать изобретение фонографа и последующие за этим события – а именно, появление звукозаписывающей индустрии и превращение ее в одну из базовых составляющих современной жизни. Все это хорошо известно. Важно другое: при всей несравнимости распространения фонографической звукозаписи (грамзаписи) и «музыкальных шкатулок», они, по сути, представляют собой одно и то же: механизм для перевода механических неоднородностей носителя в колебания звуковоспроизводящего устройства. В сущности, фонограф - или, как назывался фонограф с дисковым звуконосителем, граммофон - представляет собой не что иное, как «аналоговую» музыкальную шкатулку.
Однако, аналоговый принцип принес одну важную особенность: во-первых, спектр воспроизводимых мелодий расширился в несчетное число раз, оказавшись «отвязанным» от свойств системы воспроизведения. А во-вторых, несмотря на свою новизну, фонограф оказался гораздо дешевле. Его «мембранный узел» проще, нежели сложная система молоточков, колокольчиков, струн и т.д. пресловутых «музыкальных ящиков».
Последнее определило широкое распространение нового устройства. Кроме того, «граммофонные пластинки», которые можно было печатать из дешевого «шеллака» методом гальванопластики, были гораздо дешевле металлических дисков для «шкатулок». Последнее позволило иметь множество «пластинок» на один граммофон – что, в свою очередь, породило отдельную индустрию их производства. Так произошло разделение одного, по сути, устройства на два мало связанных технологических цикла.
С этого момента уже мало кто понимал, что граммофон и пластинка представляет собой один аппарат, что они не могут существовать по отдельности. Ситуация тут аналогична, скажем, ситуации с автомобилями и шинами: несмотря на то, что шины, как правило, производятся совершенно иными фирмами, нежели автомобили, они представляют собой его неотъемлемую часть. Без автомобиля шины бессмысленны, равно, как и автомобиль без шин. Но если для шинной промышленности ее «подчиненное» положение к автомобилестроению очевидно, то в индустрии грамзаписи ситуация оказалась иной. Дело в том, что количество «пластинок» на один граммофон намного превышает количество шин на один автомобиль – и, следовательно, стоимость этих пластинок может превышать стоимость граммофона. Эта ситуация приводит к тому, что пластинка начинает пониматься, как самостоятельная ценность: дескать, главный смысл ее состоит не в том, что является частью граммофона, потребного для воспроизведения звука, а в том, что на пластинке записана «музыка».
* * *
Именно это обретение грамзаписью самостоятельной ценности (запись перестает восприниматься, как просто последовательность колебаний, нанесенная на одну из деталей «музыкального ящика») лежит в основании одного из величайших заблуждений человечества. Потому, что именно с этого момента заррождается совершенно нелепая мысль о том, что человек, покупая пластинку, «покупает музыку». То, что данная идея лишена смысла, понятно: как можно купить нечто, что существует в виде некоторой абстракции. Ведь что такое «музыка»? Всего лишь определенная последовательность колебаний воздуха, которую вряд ли можно приобрести в собственность? И покупая пластинку, человек приобретает всего лишь диск с программой для воспроизводящего устройства, которое и будет создавать данные колебания – в каждом новом случае «проигрывания», разумеется, новые. Та «музыка», что звучала в стенах студии грамзаписи, давно уже поглотилась ее стенами и перешла в их нагрев – а то, воспроизводит мембрана, связанная с иглой, и что в итоге слышится из граммофонной трубы – это уже совершенно отдельная сущность, связанная со своим «исходником» не больше, чем отливка с моделью, которая использовалась для изготовления формы.
Данная ситуация усугубилась, когда от механической записи перешли к записи магнитной. Если в первом случае еще оставались хоть какие-то связи между записью и носителем (покупали, все же, пластинку с канавками), то с появлением возможности самостоятельно записывать фонограмму эта связь окончательно исчезла. Ведь, действительно, запись можно легко скопировать с одной ленты на другую - в этом случае кажется, что момент «производства носителя» исчезает. Тут окончательно пропадает последняя связь между каким-то материальным предметом – каким, была. например, грампластинка – и получаемым «на выходе» звуком, и у пользователя уже не остается сомнений, что он покупает и слушает только певца или музыканта, а не какое-то там устройство воспроизведения….
На самом деле, подобное является, конечно, типичным «искажением сознания»: и в этом случае, носитель – он же и источник программы для воспроизводящего устройства – никуда не девается. Он существует – это лента с определенным образом намагниченными участками. И магнитофон, как таковой, является тем же «музыкальным ящиком», которому для работы требуется пресловутое устройство с записанной программой воспроизведение. Магнитофон без ленты (или с чистой лентой) – не более, чем устройство, пригодное для переработки электрического тока в тепло. Т.е., предмет полностью бессмысленный.
Нет, конечно, можно «запрограммировать» его самому – чего-то спеть в микрофон (если последний предусмотрен). Это аналогично тому, если бы пользователь «музыкальной шкатулки» сам изготовил бы для нее задающий диск. Правда, данный процесс сильно упростился - для него уже не нужно использовать слесарные инструменты, достаточно лишь нажать на кнопку «запись» - но не более того. Кстати, в принципе, магнитную запись можно создать и без микрофона, практически «вручную» – посредством последовательного намагничивания ленты от любого источника электрических колебаний. При определенной сложности полученного сигнала можно получить нечто, похожее на музыку (некоторые аналоговые «синтезаторы» работали подобным образом).
Но на магнитной записи, как легко можно понять – эволюция «медиаиндустрии» не остановилась. Произошел еще один важный переход – от аналоговой записи к записи, которую уже можно копировать на любые носители, хоть механические, хоть магнитные, хоть любые другие. Тут «программа» - как может показаться – окончательно отрывается от «материальной основы», и начинает жить своей жизнью. Причем, если еще недавно, все же требовалось иметь какую-то «твердую копию» ее хоть на компакт-диске, хоть на дискете или даже флеш-памяти, то теперь и этого уже не надо. Любая «музыка» загружается из Интернета, причем по беспроводному каналу.
Поэтому сейчас уже мало кто сомневается в том, что как раз в «музыке» и состоит весь смысл, что как раз она и представляет собой ту самую сущность, которую приобретает слушатель. Но на самом деле, все обстоит совершенно противоположным образом. Вместе с исчезновением сменных носителей завершился длительный период времени, начавшийся с момента появления «музыкальных шкатулок» и продолжался через эпоху «фонографов», магнитофонов и компакт-дисков. Теперь же, как и в старинных курантах, носитель «программы воспроизведения» встроен в устройство – это его собственная память. Просто в тот момент, когда «музыка» «заливается» в плеер, происходит ни что иное, как его «переделка» - те или иные ячейки памяти «заряжаются» соответственным образом. Если сравнивать с музыкальной шкатулкой, то данный процесс можно представить в виде перестановки пресловутых штырьков на задающем диске или в виде перестановки колес и кулачков в часовых курантах.
* * *
Таким образом, можно сказать, что купленный и извлеченный из коробки «плеер» представляет собой ни что иное, как неработоспособное устройство, которому требуется еще некоторая доработка. Ну, представьте, что вы купили, скажем, холодильник. Приходите домой, открываете коробку и находите в ней, соответственно, сам прибор – но не весь, а только частично собранный. И аккуратную россыпь недостающих деталей, которые надо установить, чтобы получить работающее устройство. Да еще в нескольких вариантах – в соответствии с предложенными схемами. И представьте свою реакцию на это! Причем, тут не поможет даже уверение в том, что на 99% этот прибор готов – потому, что до тех пор, пока не завинчен последний винт, устройство является непригодным для пользования.
Но именно подобное положение и господствует на рынке всевозможных медиавоспроизводящих приборов. Покупая тот или иной аппарат, покупатель приобретает, по сути, полуфабрикат, устройство, не имеющее потребительской ценности. Ну, разве что старые модели можно использовать в качестве предмета домашней обстановки. Но в ином случае, то тех пор, пока в устройство не будет добавлен носитель информации или его внутренняя память не будет запрограммирована неким образом – данный прибор имеет ценность не большую, нежели простая куча радиодеталей.
Получается, что вместо некоей идеальной, не связанной с материальными носителями, музыки (фонограммы в случае звуковоспроизведения), мы имеем дело со вполне материальным явлением, связанным со специфическим изменением самого устройства звуковоспроизведения. В случае с «музыкальным ящиком» мы можем своими глазами увидеть эту самую «фонограмму» в виде расположенных на диске или валике штырьков, в случае с граммофонной пластинкой можно воспользоваться лупой и разглядеть соответствующий рельеф канавок. Ну, а изменения на магнитной ленте магнитофона или во флеш-памяти современного плеера никак не видны – но это не означает, что их нет. И, следовательно, акт записи «музыки» во всех этих случаях на деле означает не что иное, как крайне специфический, но процесс изготовления задающего элемента данного устройства.
Впрочем, следует сказать, что исключительно «музыкальной индустрией» подобная ситуация не ограничивается. На самом деле давно уже можно записывать не только звук, но и свет. Более того – история «светозаписи» гораздо старше, нежели история звукозаписи – к ней можно отнести еще первые попытки фиксации изображений на фотопластинку (дарреготипы). Особой разницы со звукозаписью тут нет – если смыслом первой является создание неких изменений носителя, пропорциональных звуковым колебаниям, то в «светописи» речь идет о таких же изменениях, но пропорциональных световой картине (колебаниям электромагнитным). Забавно, что и то, и другое можно осуществлять практически на тех же носителях: так, звук прекрасно «пишется» на кинопленку, в видео можно сохранять в виде механических дорожек на пластинках (были подобные эксперименты). С «электрической» точки зрения тут нет никакой разницы – ну, колебания, и колебания. Только частота повыше. В современной же, цифровой аппаратуре эта разница еще меньше – и видео, и
аудиопрограмма обрабатывается одним и тем же «железом», разница только в том, какой декодер для этого используется.
* * *
В общем, можно сказать одно – в любом случае мы имеем дело исключительно с «материальным» процессом, приводящим к тому или иному материальному изменению некоей сущности. Т.е., с производством в своем «классическом понимании». Не с «производством» чего-то нематериального, чуть ли не «духовного» - некоей «новой материи» (как в обыденном сознании воспринимается сейчас информация). А с вполне традиционным приданием нужных свойств материи обычной. В сущности, изготовление «матриц» для грампластинок ничем не отличается от изготовления моделей для литейного производства, а «заливка» медиапрограммы в плеер, как это было сказано выше, эквивалентна физическому соединению (распайке) радиодеталей.
И, следовательно, конечный потребитель медиапродукции приобретает не «информацию», как таковую, не абстрактную музыку или фильм, а вполне конкретное устройство, мало отличающееся по своей сути от пылесоса или холодильника. Это ставит вопрос о сущности не только «продажи», но и распространения информации, как таковой. Действительно, когда мы «скачиваем» что-то из всемирной сети, то это означает только то, что в том устройстве, в которое мы это «скачали» производятся некие изменения. Впрочем – это понятно: сама по себе информация и представляет собой «меру» тех изменений, которые претерпевает какая-либо система. В этом смысле работу токаря, вытачивающего заготовку, можно с полным правом назвать «информационной технологией» - он ведь изменяет информацию (размер). Впрочем, этой теме и посвящено все вышесказанное.
А если так – то следует сделать закономерный вывод: никакой продажи или распространения информации не существует. Вернее, это – удобная абстракция, позволяющая прекрасно работать в ряде случаев, но не более. Более того – мы любой акт обмена можем свести к обмену информацией. Покупка холодильника представляет собой акт информационного обмена, поскольку мы получаем не просто гору железа и пластмассы, а сознательно упорядоченное соединение разного рода сознательно оформленных частей. И напротив, «скачивая» фильм с Интернета, мы можем утверждать, что приобрели не информацию, а всего-лишь электрический ток, определенным образом включающийся-выключающийся (модулированный).
Получается, что вопрос лишь в том, какой «системой отсчета» нам удобнее пользоваться. В случае с холодильником нам удобнее принять то, что «приобрели вещь». В случае с фильмом или «музыкой» - что «приобрели информацию», хотя смысл абсолютно одинаков. И в том, и в другом случае мы имеем дело с неким изменением окружающей реальности под воздействием человеческого сознания – т.е., с результатом трудовой деятельности. И фильм, и холодильник, и даже те продукты, что в нем (холодильнике) находятся (за малым исключением)– всего этого никогда не появилось бы в природе, если бы не человек. Именно поэтому можно сказать, что в процессе приобретения той или иной сущности человек получает ни что иное, как труд других людей.
Именно поэтому вся система обмена (подмножеством которой является торговля) представляет собой, прежде всего, систему трудовой кооперации. Впрочем, это было известно довольно давно – первую «работоспособную» «трудовую теорию стоимости» предложил еще Адам Смит, а Карл Маркс довел ее до своего логического завершения. Следовательно, подробно разбирать ее тут нет смысла. Гораздо интереснее в данном случае рассмотреть интересующий нас случай «информационной собственности» с трудовой точки зрения.
Прежде всего, поскольку, как сказано выше, продажа «информационной продукции» представляет собой «работу по изменению состояния информационного носителя», то и затраты труда в данном процессе определяются именно эти изменением. Т.е., в общем случае нам требуется создание некоей упорядоченности, которая затем будет тем или иным образом «воспроизведена» - в виде звуковых или световых колебаний. И больше ничего. Однако понятно, что сама собой эта «электрическая упорядоченность» превратиться в свет и звук не может – тут необходимо устройство, которое позволит это сделать. Вернее, как можно понять из сказанного выше, эта упорядоченность так изменит конструкцию устройства, что оно сможет произвести данное действие.
Следовательно, загрузка «информации» есть не что иное, как «финальный», завершающий «аккорд» производства аппаратуры для своего воспроизведения. И продается тут не информация, как таковая, а именно этот последний акт, который приведет нашу «коробку с деталями» к требуемой пользователю форме (т.е. к возможности показывать те картинки и воспроизводить те звуки, которые ему надо). То, что он (пользователь) платит за «информацию» отдельно, особой роли не играет – просто так сложилось исторически. Однако это позволяет производителям вначале продавать «голый» ящик (с какими-то «демо-роликами»), а затем уже взимать с пользователя деньги за «контент». Причем, как можно понять,, очень скоро цена этого «контента» начинает превосходить цену проигрывателя (так было еще в эпоху граммофонов) – но пользователь, как правило, об этом не задумывается.
* * *
Вот тут то и «зарыта» пресловутая «собака», тот самый корень проблемы, к которому сводится и информационная собственность, и пресловутый копирайт. На самом деле, «разрыв» единого производственного процесса на «железную» и «информационную» составляющую позволяет осуществлять гораздо более «эффективное» взимание оплаты с потребителя. Во-первых, это позволяет «растягивать» процесс во времени, делая «единомоментные выплаты» необременительными (несмотря на то, что суммарно они могут составлять серьезную сумму). А во-вторых, это позволяет осуществлять особое перераспределение доходов в пользу держателей этого «информационного контента» (несмотря на то, что реальные затраты как раз на эту область производства могут быть намного меньше). Наконец, это удобный инструмент, позволяющий осуществить выгодное географическое разделение производственного процесса, когда все сливки «снимаются» в стране-хозяине (США), а производителям аппаратуры (выпускаемой в Третьем мире) достаются лишь крохи.
Именно благодаря этому медиамагнаты могут позволить себе выплачивать значительные суммы «авторам контента» (актерам, режиссерам, певцам и т.д.), а так же перекупать любого автора, контент которого представляет реальную ценность. Можно сказать, что «авторы» выступают в роли своеобразной «рабочей аристократии»: т.е., оплата из труда превосходит те затраты, которые они произвели во время процесса производства продукции. Разумеется, легко понять, что эта разница берется из прибавочной стоимости, произведенной другими участниками производственного процесса. Причем, в качестве последнего следует понимать не только процесс изготовления носителей информации (компакт-дисков, пластинок или цифровых записей), но и процесс изготовления аппаратуры для воспроизведения с этого носителя. Т.е., в случае с той же «музыкой» или фильмами можно предположить, что высокие гонорары исполнителей оплачиваются за счет низкой оплаты труда рабочих, собирающих медиаплееры на китайских заводах.
То же самое можно сказать и про остальные формы медиа и вообще, информационного контента (вплоть до оплаты топ-блоггеров). По-
сути, исторически сложившийся отрыв «информации» от устройств для ее получения формирует особое понимание ее самоценности и даже сверхценности. Что, в свою очередь, приводит к значительному завышению оплаты работников «информационной сферы». Впрочем, только этим проблемы не исчерпываются. Вышеупомянутый дисбаланс в оплате труда приводит, например, к «странной» ситуации с автоматизацией производства, когда «низкие» трудовые процессы не автоматизируются (несмотря на имеющиеся возможности). Так, автоматизация сборки радиоаппаратуры, возможная еще в 1980 годы (и даже реально применяемая в той же Японии) в настоящее время находится на низком уровне. То же самое можно сказать и про другие, зачатую более тяжелые и опасные этапы производственного процесса.
В то же время автоматизация создания «информационной составляющей» продвинулась намного сильнее. Можно вспомнить, сколько компьютерных спецэффектов применяется сейчас при съемках фильмов. Вернее даже будет сказать, что современный кинематограф состоит исключительно из последних, с редкими «вкраплениями» актерской игры – что, разумеется, абсолютно закономерно. Если «создатели кино» забирают 90% доходов, то средства будут потрачены именно на автоматизацию их работы, и чем дальше, тем сильнее будет «компьютеризироваться» эта деятельность. А точить заготовки и класть кирпич по прежнему будут вручную.
* * *
В общем, получается, что исторически сложившееся различие между «носителем информации» и устройством для ее воспроизведения, в конечном итоге привело к выделению ее в самостоятельную категорию. А уже последнее стало основой для формирования особой системы продаж медиаконтента, позволяющего эффективно перераспределять доходы в пользу крупного капитала. Но при этом следует понимать, что «бенефициарами» ее выступают не только крупные «контентовладельцы», но и бесчисленное количество участников процесса, который принято называть «производство информации». Сюда можно отнести и работников кинемотографической отрасли, и работников музыкальной индустрии, профессиональных писателей и даже топ-блоггеров. На самом деле, их объединяет одно – капитал позволяет им получать избыточные доходы за счет других работников. На самом деле, это не новое явление, называемое «рабочая аристократия», и нет ничего удивительного в том, что она является сторонником сложившегося положения вещей.
Новым тут можно назвать только то, что данная категория граждан выступает в качестве группы, задающей мышление для остальных. А следовательно – эти люди неизбежно используют свое положение для поддержания мифа о превосходстве своего вида «труда», а главное – о самоценности. И ничего сделать с этим нельзя – поскольку получить подобный «охват мозгов» можно, только войдя в эту группу. А следовательно – борьба с «копирайтом» - дело бессмысленное. За одним исключением…
Уничтожив капитал и порождаемое им (а вернее, всеми эксплуататорскими формациями) отчуждение труда, можно вернуть творчеству его истинный смысл. А следовательно – сделать «производство контента» тем, чем оно является – «законной» и почетной операцией в общем трудовом процессе…