![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
maksim_kotОтрывки из "Записки генерала ЧК" Эдмунда Йохансона.
Начало конца
Несмотря на решение пленума Верховного совета, по которому и КГБ, и мне как его председателю предписывалось прекратить всякую деятельность, нам пришлось пережить еще несколько довольно неприятных моментов.
Утром в субботу у здания комитета начали собираться люди, которые организовали митинг, а также заблокировали двери и ворота комитета. Звучали различные лозунги и призывы, был вывешен флаг Латвийской Республики. В комитете в это время находилось примерно двадцать человек и еще пограничники, которых к нам прикомандировали во время путча.
Видя, что возникает, мягко говоря, особая ситуация, я дал распоряжение вызвать всех сотрудников. Было опасение, что толпа начнет бить окна. Когда прибыла часть работников, мы решили, что надо созваниваться с агентурой, которая, затесавшись в толпу, должна будет ее успокаивать, а доверенные лица — снабжать информацией, что на самом деле происходит. Самим выходить было довольно опасно, потому что никто бы не взялся предсказать реакцию толпы. Снять флаг Латвии никто даже и не пытался. К моей радости, агрессия понемногу стихала, но все же оставалось опасение внезапного физического насилия.
На окнах первого этажа решеток не было, и стоило бы кому-то только начать, толпа ворвалась бы в здание комитета, оборонять которое и защищаться самим у нас не было ровно никакой возможности: пара десятков человек и физически, и психологически не могут выступить против толпы. Мы оказались во власти судьбы. Командующий Прибалтийского пограничного округа отдал своим солдатам приказ отойти. Большая часть моих сотрудников, подходивших к зданию, были откровенно перепуганы. Видя все происходящее, они отнюдь не собирались входить в здание комитета. Посмотрели на толпу, покрутили головами и ушли к комитетскому гаражу. Мои же настолько были заняты наблюдением за толпой, что буквально у них на глазах угнали легковую машину комитета, которая до сего дня так и не найдена.
Я отдал команду своему заму Трубиньшу заняться мероприятиями по безопасности и привести сотрудников из комитетского гаража, но оттуда никто не появился. Несмотря на ситуацию у углового дома, в Рижском горотделе и на улице Пушкина, где находились первая часть, оперативная техника и полученная с ее помощью информация, царило спокойствие.
Конечно, об этом инциденте я попытался сообщить Москве. Но, как в такой ситуации и следовало ожидать, никто не собирался подходить к телефону. С новым председателем российского Комитета госбезопасности Бакатиным созвониться мне не удавалось. Наконец связался с одним из его заместителей. Тот сказал открытым текстом: "Знаю, коллега, но мы тебе ничем не можем помочь! Делай сам, что можешь, потому что у нас тут свои проблемы!" То есть Москва предоставила нас своей судьбе.
Затем в нашем доме отключили электричество, перестала работать спецсвязь. Горбунов был в Москве и, может быть, именно в это время встречался с Бакатиным. Я связался с Годманисом и рассказал о ситуации, добавив, что в самом митинге ничего плохого нет, но меня беспокоит единственное опасение — может начаться насилие. Я напомнил, что в комитете находятся вооруженные люди, которые должны охранять материальные ценности и документы. Годманис пообещал, что с помощью представителей Народного фронта постарается успокоить толпу, но и я должен понять неприязнь и даже ненависть народа к КГБ. Народу нельзя запретить выражать свои эмоции, указал Годманис. "Раньше на митингах мы страдали от КГБ, — сказал он, — а теперь переживать из-за митингов будешь ты сам".
В этой хаотической ситуации в комитете началась самодеятельность. Каждый делал то, что считал полезным для себя. Осознание того, что комитет ликвидирован и ответственных нет, привело к откровенной анархии. Словом, когда ушли пограничники, мы остались совершенно одни.
Звонки в Москву ничем не помогли бы, потому что именно в это время на Лубянке, напротив здания КГБ, снимали с постамента памятник Дзержинскому. И там господствовали опасения, что толпа может ворваться в здание и начнется погром.
Позвонил Годманису узнать, почему в некоторых районах поступила команда изъять наш автотранспорт и документы, но Годманис меня заверил, что это местная инициатива.
В десять вечера явилась комиссия во главе с депутатами Верховного совета. Более двадцати человек, еле разместившись за столом, стали рассуждать, что делать, ибо депутаты кроме решения ВС ничего больше не знали.
Митинг давно окончился, работники комитета разошлись, и я посоветовал депутатам не спешить, потому что придется описывать имущество, согласовывать процедуру просмотра документов, ставить охрану и т.д. Решили на следующий день разработать методику передачи документов и затем дали команду Вецтирансу, который, прибыв со своими людьми, установил в комитете параллельное кольцо охраны.
Комиссия отправилась по домам, а в угловом доме остался только Репше. Ему захотелось одному, без помех обойти Комитет государственной безопасности. "Может, я провожу вас, — предложил я, — или дам какого-нибудь офицера из дежурной части? Как же вы будете один блуждать по темным переходам?" Репше отказался. Я предупредил дежурную часть, чтобы они не мешали Репше бродить по зданию, и проследили, чтобы он не заблудился.
Заполночь позвонил до предела взволнованный Вецтиранс и сказал, что в изоляторе взбунтовались заключенные, да и часть наших сотрудников уже успела напиться. Пришлось спускаться и наводить порядок. Все кончилось благополучно: пьяных отправили по домам, никто из заключенных не сбежал.
Новая власть уже отняла у меня машину, и доставил меня домой Вецтиранс, который всю дорогу бормотал: "Не дай бог, ночью с тобой что-то случится".
Ночью ничего не случилось, а вот утром ко мне в комитет явилась группа из прокуратуры Латвии и сообщила, что против КГБ возбуждено уголовное дело и необходимы определенные процессуальные действия. Опять возник тот же самый вопрос: как все это делать, как проводить обыски? Кабинеты закрыты, сейфы опломбированы. Наконец прокуроры поняли, что КГБ — это не Центральный комитет, где все можно сделать быстро. Лишь после разговора с прокурором Латвийской Республики Скрастиньшем, которому я объяснил, что все документы на местах, сейфы опечатаны и я никуда не денусь, удалось разрулить ситуацию: после долгих раздумий Скрастыньш согласился со мной. Вместе с прокурорскими я попил кофе и спокойно отправился домой.
Кончился еще один этап моей карьеры. Теперь могу перевести дыхание и успокоить семью.
Ельцин в Риге. Конфликт с генераламиВизит президента России Бориса Ельцина в Ригу совпал с началом ликвидации комитета. Наши работники больше не имели доступа в центр связи и к технике местной и международной связи.
Как-то вечером мне позвонил Горбунов и сообщил, что утром в Ригу прибудет Борис Ельцин, что жить он будет в Юрмале и дачу надо обеспечить спецсвязью.
Я понял, что латвийская сторона ее уже пообещала. Сделай все, что можешь, попросили меня. Я ответил, что уже не являюсь председателем, приказы никому отдавать не могу, а центром связи распоряжаются местные добры молодцы. Горбунов смущенно объяснил, что там не с кем разговаривать — никто не понимает, что надо делать. "Выхода нет! — сказал он. — Это честь республики! Если связи не будет, то появится много неприятных вопросов, на которые придется отвечать!" Я пообещал, что постараюсь в порядке исключения уговорить кое-кого. Стоял поздний вечер, но аппаратуру требовалось запустить заблаговременно. Как только машина президента въезжает на территорию Латвии, она должна иметь связь со всей Россией. Наконец мне удалось добиться, чтобы работников, которых я смог уговорить, пустили в запломбированное здание центра связи на улице Валдемара. К утру уже все было в порядке — прибывший Ельцин даже не догадывался, что еще недавно спецсвязь вообще не работала.
Чтобы ликвидировать все неясности в процессе ликвидации комитета, на встречу с руководством республики из Москвы прибыли два генерала. Но по прибытии их в Ригу произошел небольшой конфликт.
Приехав, они прямиком направились в КГБ, но так как его бывшее здание теперь охраняли сотрудники МВД, они решили генералов обыскать. Служебные документы Российской Федерации старательных охранников не заинтересовали. Один из генералов, который был и помощником Бакатина, сказал: "Знаете, молодой человек, российские генералы и в Африке генералы, да и во всем мире они генералы — и никому не позволено их обыскивать!" Парень смутился, на чем конфликт и был исчерпан.
Мы более двух дней сидели над составлением объемистого протокола, за что отвечает Россия, а за что — Латвия, и еще сутки его правили.
Наконец вечером 29 августа президиум Верховного совета наделил Симсонса правом подписи. Оставалось только работать, для чего из Москвы было прислано несколько десятков офицеров. Они готовили разнообразные акты передачи, а мы с Боровковым их утверждали.
Открытым оставался вопрос о вооружении, имевшемся в КГБ. Точнее, о том несчастном оружии, которое меня уламывали раздать нашим спецчастям во время путча — автоматы, гранатометы и т.п. С ним на руках можно было держаться довольно продолжительное время. Возник вопрос об охране этих арсеналов, которые очень пригодились бы Латвии, поскольку у нас самих, включая и Земессардзе, никакого оружия не было. Решение о судьбе этого оружия должен был принимать президент России, но все понимали, что добираться до него долго и трудно.
Главное, чтобы оружие не растащили, чтобы оно не попало в руки случайных людей. Силой забрать его тоже было нельзя — это международный конфликт с непредсказуемыми последствиями. Но мы нашли вариант. Руководство Латвии составило документ: мол, в связи с трудностями охраны оружия Латвия готова взять его на временное хранение. Бакатин согласился с нашей идеей, а Годманис попросил меня во время встречи с Бакатиным выяснить, каким образом Латвия могла бы купить эти стволы. Бакатин сказал, что этот вопрос надо обговаривать с президентом, но сейчас у него более важные дела. "Отложим на потом", — сказал он.
Ни мы больше этот вопрос не поднимали, ни Россию он не интересовал. Тихо и спокойно, без официального оформления это оружие и боеприпасы перешли к Латвийскому государству. Для России такое количество оружия не представляло большой ценности. И сейчас на вооружении у земессаргов наши автоматы.
Эти непростые "мешки ЧК"
В судьбе документов ЧК, которые предстояло после просмотра то ли передать Латвии, то ли уничтожить, возник неожиданный поворот. В райотдел, куда я заехал посмотреть, как идут дела, вдруг позвонил Трубиньш и сообщил, что в комитет с группой вооруженных людей явился депутат Муциньш и потребовал выдать ему картотеку агентуры — так называемые "мешки ЧК". Никаких документов в подтверждение своего требования показать он не мог и явно намеревался отнять картотеку силой. Положение безвыходное. Соблюдать пункты протокола Муциньш отказывается, потому что принял решение — "мешки" должны достаться ему. Я понимаю: если Муциньшу ничего не дадут, то может начаться вооруженный конфликт. Остается только составить протокол изъятия — поверхностно, без пересчета картотеки, без названий. Карточки все скопом вывалили в мешки, которые даже не были запломбированы на месте, в комитете. Мешки увезли и бросили в каком-то из помещений Верховного совета. Сегодня трудно сказать, сколько карточек пропало. Из опыта знаю, кто обязательно должен был быть в картотеке, но выясняется, что этого человека и следа нет. Трудно сказать, каким образом, но у меня есть обоснованные подозрения, что многие смогли исчезнуть из этих мешков.
Из Москвы мне ответили, что эта ситуация будет принята во внимание в ходе переговоров о передаче Латвии архивов, в которых она была очень заинтересована... Но этот вопрос не решен и до сегодняшнего дня.
В принципе имелась возможность уничтожения картотеки, несмотря на запрещение Бакатина. И кое-где сотрудники этим занимались. В то время немало из содержимого мешков пропало. У многих сотрудников комитета были тесные связи с Народным фронтом и соответствующими службами Верховного совета. Я же всегда настаивал, что судьба этой картотеки должна решиться в ходе переговоров между Российской Федерацией и Латвией.
Хочется еще раз подчеркнуть, что содержимое картотеки не давало никаких юридических оснований для обвинений и дальнейших процессуальных действий. На карточках не было подписи агента, то есть не было зафиксировано его согласие на сотрудничество. Карточка составлялась без ведома этого человека, без его личного дела и представляла собой обыкновенный оперативный документ. Доказать что-либо с его помощью было невозможно. Латвия не имела в своем распоряжении личных и рабочих дел агентов. И не случайно люди, в отношении которых имелись определенные подозрения, как правило, в ста случаях из ста выигрывали судебные процессы, потому что доказать что-либо было невозможно. Не говоря уж о том, что в картотеке находился и "балласт" — неактивные агенты, которые ничего не делали для комитета и которых включали для счета.
В помещениях оперативно-технической части на улице Пушкина шла работа по уничтожению телефонных записей, накопленной оперативной информации. Там же, на Пушкина, хранились и немалые запасы спирта для технических надобностей. Этот спиртик наши сотрудники исправно потребляли и угощали земессаргов, которые охраняли помещения. Те сначала стеснялись, но спирт есть спирт, и стеснение исчезло. Наконец, когда установилась совсем уж дружеская и благодушная атмосфера, наши решили взяться за дело и принялись таскать во двор для сожжения груды бумаги. Земессаргам стало скучно смотреть на все это, и они предложили: "Можем вам помочь... если еще по сто грамм нальете". Когда к полуночи все исторические свидетельства догорали, земессарги не без юмора осведомились: "Слышь, ребята, вам больше ничего жечь не надо?" Спирт хранился в двадцатилитровом бидоне, и в ту ночь его дружескими усилиями полностью приговорили. Лишь потом выяснилось, что с сожжением перестарались и пустили на ветер даже схемы коммуникаций, по которым можно было найти под землей кабели связи.
Такой же, если не больший, хаос царил и в помещениях седьмой части (связь) на улице Менесс. Документы и техника исчезли оттуда в совершенно неизвестном для меня направлении.
В помещениях комитета нам позволили работать еще восемь месяцев, что было очень важно. Работники успели изъять из сейфов и личные вещи, и рабочие блокноты с записями, которые, будь они опубликованы, могли стать поводом для серьезных политических спекуляций.
Многие из комитетчиков хотели и могли дать команду на уничтожение картотеки: в здании хватало погребов и котельных. Но месть не заставила бы себя долго ждать. На следующий день никого не подпустили бы к сейфам... Сотрудники по своей инициативе занимались "чисткой", но среди них были и информаторы Народного фронта, который только и ждал какой-то ошибки или оплошности уже бывшего комитета, чтобы можно было принять более строгие меры...
...Сейчас, по прошествии пятнадцати лет, анализируя все эти события, прихожу к выводу, что действовал я правильно. Сегодняшнее напряжение, связанное с комитетом, заметно уменьшилось. Не найдены и доказательства, что деятельность комитета в последние годы была направлена против независимости Латвии. Тот факт, что комитет собирал информацию о политическом и оперативном положении в республике, нельзя считать враждебной деятельностью. Комитет работал в рамках существующих законов. И ни один из сотрудников КГБ, работавших в то время, не был привлечен к уголовной ответственности. То же самое могу сказать и об агентах, доверенных лицах и резидентах. Многие мои бывшие сотрудники нашли работу в независимой Латвии — работают в экономике и в других сферах, внося свой вклад в рост народного хозяйства.
В новых обстоятельствах очень пригодился опыт работы в КГБ. Одни стали заниматься детективно-розыскной деятельностью, другие — работать в области бизнеса, многие десятки человек включились в работу систем Министерства внутренних дел. В начале наши сотрудники обучали работников спецслужб новой независимой Латвии и помогали дальнейшему укреплению спецслужб. Часть наших бывших агентов продолжают работать в новых структурных подразделениях, многие сотрудники отделов разведки продолжили трудиться в Полиции безопасности, а затем в Бюро по защите Сатверсме. По-моему, пройдет не так много времени, и все политические ограничения будут отменены. Сегодня, когда Латвия стала стабильным государством НАТО, бывшие сотрудники КГБ никоим образом не могут угрожать безопасности государства".
http://www.press.lv/post/tak-kak-nas-fi