Время, когда было больше Бога.

[maksim_kot]

Два рассказа о жизни советских латышей и их восприятии нынешней власти. Падре "жгёт напалмом" латвийских политических бесов, российский латыш не держит зла за депортации.

«В Советской Латвии было больше Бога!»
Католический священник Константин Боярс

Падре Боярс вообще необычный человек. После Великой Отечественной, окончив школу, он поступил в Риге в католическую духовную семинарию, стал священником, но... ушел в уголовный розыск. Параллельно со службой учился на юриста в Латвийском государственном университете. В 1994 году ушел на пенсию -- и вернулся к духовной жизни, стал священником. Руководство католической церкви Латвии даже обращалось за разрешением в Ватикан: случай уникальный -- чтобы из криминальной полиции шли в священники!

-- Ватикан все одобрил, -- говорит Константин Боярс. -- Я раньше не один десяток лет боролся с внешним проявлением греха, когда люди преступают законы гражданского общества. Но потом решил бороться с первопричиной: вначале человек в душе преступает Закон Божий, а потом что-то нехорошее делает уже во внешнем мире...

«Оккупация Латвии? Враньё!»

Некоторое время назад Боярс отправил в разные латышские издания письма с воспоминаниями юности -- времен Великой Отечественной (Второй мировой). Красной линией сквозь воспоминания проходит утверждение: никакой советской оккупации не было!

-- Кто-то говорит: «Красная армия вероломно заняла Латвию». Да какое там «вероломно»! Я жил в зоне боевых действий -- в окрестностях Прейли, видел, что именно немцы все вероломно заняли, а Красная армия нас от них освободила.

Еще прекрасно помню, как немцы уничтожали мирное население: сожгли мою деревню и еще несколько рядом. А в тех деревнях не было ни комиссаров, ни комсомольцев, ни партизан. Там жили коренные латыши, многие из которых, к слову, немцев открыто поддерживали -- и сами же от новых хозяев погибли. А советские солдаты освободили наш край, причем никого из местных не тронули.

В Латвии после войны просто сменилась власть, в том числе и для того, чтобы сохранить эту землю, восстановить республику, помочь местному населению. И, насколько я помню, все происходило достаточно мирно.

Ночной клуб вместо храма

О службе в уголовном розыске, куда Константин Боярс пошел в конце 1950-х, он вспоминает редко.

-- Руководство в МВД было в курсе, что я, в общем-то, священник, но не акцентировало на этом внимания. В милиции знали: если у меня был сан -- значит, исходя из принципов веры и морали сам не преступлю законы гражданского общества и служить стану честно. Так и было. Потом, уже после перемен в 1991 году, я еще немного проработал в криминальной полиции -- и на пенсию, вернулся к духовной жизни.

Я прекрасно помню советское время -- и тогда в душах людей было больше Бога, чем теперь. Такой парадокс. И церквей тогда было меньше, и священников, и разговоров о духовности, но Бога -- больше! Можно по-разному говорить, что есть Он. Человек не совершает греха -- и это уже проявление Бога. Человек честно работает, не занимается мошенничеством -- значит, не совершает греха, не идет против Бога. Человек хочет создать нормальную семью, воспитывает детей -- и в этом проявление божественного. Когда меньше бесов в душе, тогда там больше Бога -- и неважно, что кругом не так много храмов, огоньки в людях ведь горят.

А вот когда полно бесов с их соблазнами, тогда Бога в душе становится меньше -- и в итоге огонек почти совсем может потухнуть. Посмотрите, сколько сейчас людей по воскресеньям идут в храмы, а сколько -- в ночные клубы и кабаки. Пусть в советские годы в храмы немногие ходили, но меньше и грешили. К примеру, бог потребительства, которому теперь все служат, -- это ведь бес. А что такое бес? Страшный, черный, лохматый, с рогами, клыками и копытами? Поверьте, не копытом он в душу человека стучится, но подбирает золотой ключик, зная, чем и как соблазнить...

Неграждан придумали из-за бесов

-- Сейчас в мире вообще страшные дела. Обострение отношений между людьми разных национальностей, вероисповеданий. И вся эта европейская толерантность, шествия сексуальных меньшинств... Мне сложно себе такое представить в СССР, в «безбожное время»! Посмотрите на министра Ринкевича. Кошмар! И чем он гордится? И к чему толкает других, совершая показательные каминг-ауты, заявляя о своей сексуальной ориентации, показывая, что это нормально и правильно? Позор!

А что говорят другие политики -- вроде Пабрикса или Страуюмы? Кто-то даже заявил, будто с мигрантами из Африки тут лучше жить, чем с «русскими оккупантами». Но разве политики не знают, сколько веков тут русские живут? Знают. Значит, они врут и себе, и окружающим. И грех совершают. Гордыня и ложь -- смертные грехи.

И я не могу понять, что значит гражданин и негражданин. Мы все люди. У Бога гражданства нет. И он не разделяет людей «по паспортам» -- в отличие от местных политиков, которые о нем давно позабыли.

Игорь МЕЙДЕН.

http://www.press.lv/post/v-sovetskoj-latvii-bylo-bolshe-boga-katolicheskij-svyashhennik-konstantin-boyars/


Забыть нельзя помнить: у каждого своя запятая
Собираясь в поездку к российским латышам, я понимал, что рассказывать истории депортированных соотечественников будет очень нелегко, но даже представить себе не мог, насколько

Альберт Кнакис прошел путь от депортированного из Латвии шестилетнего ребенка до директора областного автоцентра КамАЗ и депутата Верховного Совета БАССР. Он забыл прошлые обиды и счастливо живет в России.

Собираясь в поездку к российским латышам, я понимал, что рассказывать истории депортированных соотечественников будет очень нелегко, но даже представить себе не мог, насколько. Тяжелыми мне виделись описания физических страданий, выпавших на долю этапируемых людей, невыносимых условий жизни в ссылке и отношения к ним со стороны местного населения. То есть все то, на чем обычно делается акцент в художественных книгах, мемуарах и фильмах на тему депортаций.Взять хотя бы новый фильм "Хроники Мелании", лидирующий сейчас в Риге по кассовым сборам. Все, что видит зритель на протяжении полутора часов, — страдания главной героини, сперва долго едущей в товарном вагоне в компании таких же ссыльных, затем замерзающей в сибирской деревне, голодающей и болеющей.

Сценарист и режиссер, конечно, схитрили, пытаясь облегчить свою задачу: куда проще шокировать зрителя картиной физических мук, чем взвалить на себя непосильную задачу передачи морального состояния жертв репрессий.

Сегодня в Уфе мы познакомились с Альбертом Антоновичем, чью историю рассказать довольно легко, но выводы из нее сделать очень тяжело. Просто потому, что для кого-то его история вполне сойдет за сюжет о предательстве, а другой может даже увидеть в ней оправдание преступлений сталинского режима.

Маленькому Альберту было шесть лет, когда в марте 1949 года советский капитан Никитин, слюнявя губами карандаш, составлял опись имущества их дома в Цесисе. Мать вязала в узлы постельное белье и одежду, отец собирал документы, Альберт успокаивал младшего брата.

Нам всегда кажется, что сейчас-то мы живем в цивилизованном мире, и ко всему, что случалось с людьми в прошлом, относимся с изрядной долей снисходительности — времена, мол, были другие, дикие, а значит, и люди страдали не так сильно, поскольку лучшей жизни не знали.

Родители Альберта думали точно так же. Они уже пережили депортации 1941 года, немецкую и советскую оккупацию, войну. Они верили, что жизнь наладится, что самое страшное уже позади. Но вот их имущество отбирают, главу семейства арестовывают, молодая женщина с двумя маленькими детьми оказывается в глухой бедной деревне в далекой Томской области. Голод, холод, тяжелая работа — здесь трудно рассказать что-то новое.

Сейчас Альберту Антоновичу 73 года, и он ни на кого не держит зла за прошлое. Ни на коммунистов, ни на СССР. Он гражданин и патриот России. Мне это трудно понять, а еще сложнее — принять его объяснения. Он хвалит советское образование и систему распределения выпускников после окончания института и все то, что сейчас называют социальным лифтом.

Прожив десять лет в глухой сибирской деревне, где он сперва не понимал ни слова по-русски, Альберт идет в армию, после нее заканчивает машиностроительный институт и уже к 70-му работает инженером на крупном производстве и живет в Уфе. Рабочую карьеру заканчивает директором областного филиала КамАЗа и в статусе народного депутата республики. Уважаемый человек с впечатляющей карьерой.

Но как же быть с прошлым? Как можно забыть те ужасы, свидетелем которых ты стал, и надо ли их забывать? Почему один конкретный человек, столкнувшийся с преступной несправедливостью, сумел перешагнуть через обиды, а целая страна — я имею в виду родную Латвию — до сих пор живет памятью о причинённом зле? Какая модель из этих правильная?

Конечно, проще всего объяснить короткую память Альберта Антоновича теми материальными благами, да и просто возможностью реализоваться в профессиональном плане, которые ему выпали благодаря советской власти, а позже и российской. И назвать его предателем собственной крови, национальной идентификации.

Вот только на самом деле объяснение даже еще проще, но по очевидной причине нам неловко в нем признаваться: каждый хочет жить и готов приспосабливаться к любым условиям. Адаптироваться, находить положительные стороны, отфильтровывать негатив. Если вы не такой, то можете осуждать Альберта Антоновича. Лично я не готов.

http://ru.sputniknewslv.com/columnists/20161202/3342049/ufimskij-latysh-albert-knakis-zabyt-nelzja-pomnit.html